Валерий Гусев - Часы с лягушкой
– Мы будем ему носить телеграммы и приветы от папы.
– И где мы их возьмем?
– Вот здесь! – Алешка приподнялся на цыпочки и постучал меня пальцем по лбу.
Вроде ничего такого особенного не случилось, но как-то все вдруг изменилось. И мы с Алешкой оказались в самом центре событий. Правда, сами об этом узнали потом, когда все трудности и опасности миновали. И остались в прошлом.
А на вид все шло своим обычным дачным чередом. Мама нас кормила, растила свою картошку. А Лешка вовсю секретничал. Иногда совершенно не вовремя задумывался, что-то бормотал под нос и все чаще работал над своими рисунками. Что-то подправлял, разглядывал, вздыхал и устремлял глаза в небо, припоминая.
А постоянное и постороннее внимание мы все-таки все время чувствовали. Участковый Степаныч вообще повадился чай пить. И расспрашивать, как мы живем.
А тут еще одно чучело нарисовалось. Мы с Алешкой мирно сидели на крылечке, мама поливала картошку, а возле калитки остановился дядька с велосипедом, к раме которого были привязаны доисторические бамбуковые удочки.
– Хозяюшка, – сказал он довольно мирно, – можно вас на минуточку?
Мама вежливо отставила лейку и, шлепая по мокрой земле голыми ногами, подошла к калитке.
О чем они там говорили, мы не расслышали, но дядьку разглядели. Алешке он так понравился, что он его тоже зарисовал.
Дядька был почти весь лысый – только по бокам у него седина висела, – но с бровями. С мохнатыми такими, как большие гусеницы. Когда он говорил, то казалось, что они ползают по его морщинистому лбу. Противный такой в целом. Но мама с ним долго разговаривала и вернулась к своей лейке вся из себя веселая.
– Что за Карабас? – мрачно спросил Алешка.
Я бы с ним не согласился – скорее папа Карло. (Как выяснилось в ближайшем будущем, я не сильно ошибся.)
– И ничего не Карабас, – сказала мама, все еще улыбаясь, – очень милый дяденька. Спрашивал дорогу к озеру.
– Надеюсь, ты ему наврала? – ревниво спросил Алешка.
Он считает всех карасей в озере своей собственностью. И не любит, когда на озеро приходят чужие люди.
– Зачем это я буду врать? – рассердилась мама. – Да еще хорошему человеку. Я вообще никогда не вру.
(Как выяснилось в ближайшем будущем – врет! Да еще так здорово!) И в этот раз, похоже, соврала. Потому что дядька со своими бровями и велосипедом пошел совсем в другую сторону, а не к озеру.
– А вот вы у меня, – разбушевалась мама, – совсем заврались! Куда это вы повадились ходить после завтрака?
Мы врать не стали, ответили честно:
– Мы завтракать повадились. У одного дядьки.
– Вас что, дома не кормят?
Тут Алешку понесло по всему широкому раздолью:
– Что ты, мамуля! Ты нас очень хорошо каждый день кормишь своей овсянкой! Но у него так интересно! У него на столе всякие рыбацкие ножи, всякие мельхиоровые салфетки, всякое крахмальное серебро. И девушка такая, подавальщица, вся из себя, в бумажной короне. Вера или Надя. А может, Галя. И барахло у него – зашибись! А на одной стене картина, как тетя Зина чай пьет со своих пальчиков. Очень художественно – где-то спер, наверное.
– Гжель! – сказала мама.
– Жесть! – поправил ее Алешка.
– Вот что, Алексей, живо взял ведро – и марш за водой!
– Здрасьте! Я и так вчера целую охапку натаскал!
– Это ты охапку лягушек натаскал. Своим Акимычам.
Если спорят двое, достается обычно третьему. Я взял ведра и пошел за водой. А когда вернулся, Алешка спросил:
– Дим, сегодня какое число недели?
– Вторник ниже ртутного столба.
Он засиял:
– Класс! Сегодня идем в цирк.
– Весь вечер на манеже господин Шульц! – подхватил я. И добавил: – Номер исполняется без страховки, публика должна держаться подальше.
– Ага, – согласился Алешка, – а то если он взорвется, то и нас забрызгает.
– Чем это он нас забрызгает? – насторожился я.
Алешка подумал и сказал:
– Растрепанными нервами.
А этот Шульц… Он скоро нашел в Алешке самого близкого друга. И полюбил разговаривать с ним по душам. Видно, больше не с кем, не доверял никому. Даже своей охране. И правильно делал: как можно верить тому, кто охраняет тебя за деньги? А если побольше ему заплатят? Вот то-то же!
Шульц даже часто жаловался Алешке на свою тяжелую жизнь. А может, и врал. Чтобы войти в доверие.
Он, оказывается, всю жизнь завидовал Максиму Галкину. И все старался стать похожим на него. Во всем. Даже замок такой же построил, только поменьше размером.
– Он Галкин, и я Галкин, – жаловался он Алешке. – Он человек не бедный, и я человек богатый. Он остроумный, и я тоже. А вот посмотри: его все знают, и уважают, и аплодируют. А меня никто не любит. Я построил такой же замок, как и он. Ну, немного поменьше – места не хватило. В его замке, наверное, каждый вечер собираются всякие знаменитости и звезды, а у меня, кроме моих Гавриков, никогда никого нет. А ведь мне есть чем похвалиться! Столько редкостей и ценностей собрал – и сижу среди них как дурак со скучной мордой. Справедливо?
Алешка, уплетая «пироженные и морожные», слушал его с сочувствием и вежливо поддакивал, а про себя думал: а за что тебя уважать, такого жулика? За что тебя любить? За то, что обманываешь и грабишь людей? Тот Галкин хоть доставляет людям удовольствие и радость своими выступлениями, а ты – одни неприятности и всякие беды. И никому никогда не сделал никакого добра. Только себе, любимому.
В то же время Алешка щедро делился с ним «добытой информацией». Добывал он ее обычно перед сном, лежа под одеялом. Что он там такое плел, объясню на одном примере.
– Я, Дим, подсказал ему, где наш папа. Но он почему-то не обрадовался.
– И где наш папа?
– На Давнем Востоке! Я ему даже показал. Я говорю: если вот так встать, то перед вами Средиземноморское море, а справа или слева от него Давний Восток.
Или Дальний Восторг. Мне даже немножко жалко стало этого Шульца. И так его никто не любит. Какой уж тут Давний Восток, справа или слева от Средиземноморского моря.
В общем, они почти подружились. Но эта дружба прервалась неожиданным образом…
Мы едва дождались нужного часа, когда Шульц приедет проверять свои награбленные сокровища в холодное подземелье.
Пообщались с обоими Акимычами, угостились парным молочком – как раз пришли из Пеньков женщины на дневную дойку, потрепались с охранником Геной и, завидев на краю поля знакомый внедорожник, залегли в канавке. Словом, заняли лучшие места в партере.
Шульц, поигрывая найденным брелочком, подошел к объекту и ненадолго исчез в его недрах. И очень скоро вылетел из них, как скворец из скворечника. Разве что молча. И помчался, подпрыгивая, к машине.
– Кто это его укусил? – с недоумением спросил дядя Гена.
– Крыса.
– В том краю крысы не водятся, им там жрать нечего.
– Ну, значит, лягушка, – безмятежно предположил Алешка, злорадно глядя, как удаляется в панике, пыля своей фирменной резиной, внедорожник жулика Шульца.
Мне, конечно, тоже очень хотелось узнать, кто «укусил» Шульца, но я знал, что раньше времени Алешка свой секрет не раскроет. Он любит эффекты. И они ему удаются.
– Пошли домой? – спросил я.
– Подожди. Сейчас второе отделение начнется.
Он оказался прав – началось. Приехали еще три машины, остановились поодаль. Из них вышли несколько человек, один даже в офицерской фуражке. И потихоньку пошли в направлении подземелья. Долго мялись на краю фундамента, потом по очереди исчезли внизу. Шульц остался возле машины.
Группа товарищей очень быстро вернулась к машинам. Гораздо быстрее и охотнее, чем уходила от них. Там начался базар. Громкие голоса, размахивание руками, хлопанье дверцами. Громче всех разорялся Шульц. Он орал на всех, что ему нужно уезжать – а с чем он поедет? С пустыми руками его не ждут. Он никому не нужен с пустыми руками.
– А в спину мне, – орал он, – ментовские волки дышат!
Это точно. Да еще и дети Шерлока Холмса шкодят.
Наконец они все разъехались. Наверное, за подмогой. И мы тоже пошли домой, где нас ждал небольшой сюрприз: мама собралась в Москву по какому-то срочному и необходимому делу.
– Без меня на озеро не ходить! – Это она, собирая сумку, диктовала нам свои условия. – Питаться дома, по гостям не шляться. Завтра утром полить огород и прополоть сорняки. Повторить!
– Жесть! – сказал Алешка. – Полить озеро, прополоть гостей, питаться сорняками…
– Достаточно, – сказала мама. – Не забыть на ночь запереть дверь.
И она упорхнула.
Нам стало скучно. От скуки мы поработали в огороде. После нашей прополки на грядках не осталось ни одной травинки. Все грядки стали ровными, тусклого коричневого цвета. Он радовал глаз – такой порядок навели! Теперь можно идти поливать озеро.
